Петр Луцик, Алексей Саморядов. «ВИП»Михаил молча смотрел на экраны мониторов. Потом наклонился и поцеловал свою птичку. — Ты гений,. Вань! — сказал он в восхищении и улыбнулся. — Знаешь что, давай напьемся! По-настоящему, как раньше! Только не в квартире, а где-нибудь в кустах, на воздухе! — Давай! — засмеялся Иван... Они сидели на поляне во дворе и допивали вторую бутылку водки. На газете, расстеленной на траве, лежали остатки закуски. Стояла глубокая ночь, было тихо. И Михаил, и Иван — оба уже были пьяны. Михаил лежал, облокотившись, улыбался как-то совершенно бессмысленно и счастливо. Иван сидел по-татарски, курил, глядя куда-то вдаль. — Ты помнишь. Мишка? — говорил он тихим, но твердым голосом. — Ты помнишь, кто мы были? Мы были и не те, и не эти: и не камса, и не блатные, и не хипы — никто! Мы были випы. Мишка, помнишь? Вип, вери импортэнт персон, и пиздец! Потому что мы держали слово! — голос Ивана становился все громче. — Если мы говорили «да», то это означало — да! А если «нет», то это было железно — нет! Мы отвечали за сказанное. А если делали, то отвечали за сделанное! Все летело к черту, весь мир к черту, в пыль, в лоскуты! А мы держали слово... А мы брали то, что хотели, всех баб, каких хотели, и кто попробовал бы нам не дать? Посмотри на парней, Мишка, все есть у нас, деньги, дома по всему миру, все, что хочешь, все наше и все будет наше. Мы молоды, мы гении... — Иван вдруг покачнулся и уставился на Михаила. — Миш, а почему птичка? — спросил он вдруг. — Так, — разомлевший Михаил покачал головой. — Нет, но почему не рыбка, не собачка? — Птичка — это я... — Ну куда ты пойдешь? Ты пьян! — Иван, обнимая Михаила, пытался затащить его в подъезд. Михаил непонятным образом все время выскальзывал из его рук и, мотая головой, пытался убежать. — Я должен ехать домой! — говорил он. — Мне надо. — Ну зачем? Ко мне девушка должна прийти. — Врешь! Откуда у тебя девушка? Ну, ведь врешь! Они стояли, шатаясь, держась друг за друга. — Иван, я тебя по-человечески прошу, как друга, отнеси меня домой! — пробормотал Михаил и вдруг начал оседать на землю. Иван, поймав его, снял с его лица очки и нацепил себе на нас. Легко поднял Михаила, перекинул через плечо и пошел на дорогу, содрав с себя рубаху, вдруг побежал широко и размеренно, как лыжник. Михаил, висевший вниз головой, очнулся и засмеялся. Вернувшись в квартиру, Иван, пошатываясь, подошел к компьютерам. Посмотрел на птичку. Улыбнулся. Пощелкав клавишами, убрал квадрат. Птичка проскакала на середину экрана и остановилась. Иван выключил компьютер. Выключил второй, третий. Все три экрана погасли. Он снова улыбнулся. Вынул из компьютера дискету и выключил настольную лампу... Его разбудил длинный непрерывающийся звонок в дверь. Он вскочил с кровати и, как был, в трусах, прошел к двери. На лестнице стоял мужчина, что вчера принес ему дискету. — Доброе утро. — он улыбнулся, разглядывая голого Ивана. Иван тоже улыбнулся, пропустив мужчину в комнату, он прошел на кухню, напился из-под крана. Набрызгал воды себе на лицо, на грудь. Мужчина стоял в комнате, улыбаясь, разглядывая беспорядок на столе. Иван залез под кровать, порылся там, достал коробочку, вынул из нее, пересчитав, деньги... Он вернулся в комнату, все так же в трусах. Положил, улыбаясь, на стол дискету, деньги. Мужчина внимательно и спокойно смотрел на него. — Ничего не получится, — сказал Иван. — Я не могу открыть ее. Это не в моих силах. — Я дам вам двадцать тысяч. — спокойно сказал мужчина. — Дело не в деньгах, — Иван улыбнулся снова. — Просто это невозможно открыть. Никто это не откроет. Извините, что не могу помочь вам. — Да ничего, пустяки. — мужчина тоже улыбнулся. — Что-нибудь придумаем. Спасибо, что хоть попробовали. Иван развел руками. Мужчина взял дискету и пошел к двери. — А деньги? — окликнул его Иван удивленно. — Ваш задаток? Мужчина обернулся. — Оставьте их себе. Вы же работали... Он вышел. Иван взял деньги, снова положил. Зевнул, поежившись. Подошел к окну и по пояс высунулся наружу. Вздохнул широко, полной грудью, улыбаясь... Забравшись на балкон. Иван бесшумно проскользнул в комнату и склонился над постелью. Катя проснулась. Она испуганно закрылась одеялам, но, узнав Ивана, Улыбнулась и обняла его за шею. — Доброе утро. — прошептал Иван. — Доброе утро. — ответила она тоже шепотом. — Сегодня у нас праздник. — сказал он. — Какой? — удивилась она. — Новоселье... Он стремительно шел по проходу в огромном мебельном магазине, держа за руку Катю. Катя была в платье. За ними спешил молодой продавец, в хорошем костюме. — Нравится? — Иван останавливался перед каким-нибудь шкафом. — Я не знаю. — растерянно говорила Катя. — Берем! Заверните! — бросал Иван через плечо продавцу и шел дальше. — Нравится? — останавливался он перед кроватью. — Ну, я не знаю. Иван! — умоляющим голосом говорила Катя. — А ты посиди, попрыгай! -Иван усаживал ее на кровать. — Хочешь — полежи, поспи! Можно? — оборачивался он к продавцу. — Можно! — радостно улыбался тот. — У нас все можно! Хотите, можете даже пожить пару дней для пробы! Иван сам сел рядом с Катей. — Ну что, нравится? Или другую возьмем? Катя закрыла лица руками. Он обнял ее. — Ну что ты? — Я не знаю. Эта какой-то сон. Ты, правда, сумасшедший. Но -если честно. — она засмеялась. — вон та кровать лучше, но она и дороже. — Завернуть? — вынырнул откуда-то продавец. — Да! Да, завернуть! — Иван, вскочив, потащил Катю дальше. — Все завернуть и в машину! Мне нужна большая машина! — А грузчики? — И грузчики! — Есть отличный, непостижимый уголок! — увивался рядом с Катей продавец. — Диванчик, столик, кресла, все из мореного кедра... Вы умрете, — почти шептал он. — а кресла останутся... К ним уже спешили другие продавцы. На возвышении как мечта всех семей стоял сверкающий ослепительным белым лаком трехстворчатый шифоньер с зеркалами и пуфиками. — Катя, слышишь? — доносилось откуда-то из-за шифоньера. — Все! Все, что нужно, чтобы жить, слышишь? Будем жить. . . Вместе... Навсегда... — Но ведь это ни в какую квартиру не влезет! — раздавался счастливый голос. — Влезет! В нашу с тобой... Иван подъехал к старому пятиэтажному дому. Он вынул на машины пакеты, бутылки, взял пол мышку ананас. Радостный, пошел к подъезду. У подъезда толпились люди, стояла милицейская машина. Иван удивленно посмотрел на машину, на старух, шептавшихся о чем-то. Он взбежал, прыгая через пять ступеней, на последний этаж. Дверь в квартиру была открыта, на лестнице тоже толпились люди, в основном, женщины. Иван рванулся, но не смог пробиться через старух. Стол один деревянный, четыре стула, один сломанный... — монотонно перечислял голос в квартире. Иван, раздвинув старух, увидел милиционера и двух людей в штатском. Кровать, шкаф с книгами, этажерка... — продолжал перечислять один из них, оглядывая маленькую однокомнатную квартиру. — Из окна бросился, прямо на асфальт. — шептала позади Ивана какая-то старуха. — И все тихий такой был, скромный... — Что вы говорите! — строго сказала другая женщина. — Чего ему бросаться? Он в банке работал, он сосед мой, его выбросили... Иван сунул какой-то старухе пакеты, ананас... Расталкивая людей, бросился вниз... Пробившись сквозь толпу, он увидел на асфальте замытое пятно, очерченное мелом... Иван неподвижно сидел на скамейке в скверике. У его ног, чирикая, прыгала стайка воробьев. Он осторожно наклонился, положил руку на асфальт. Воробьи испуганно отлетели. Снова вернулись, прыгая совсем рядом с рукой. Иван вдруг выхватил одного воробья, поймал его за лапки. Тот забился, вырываясь, закричал. Иван поднес его к самым глазам, рассматривая. Тот замер, испуганно косясь на Ивана. Иван улыбнулся, подул на него, тот закрыл глаз... Иван подбросил его, и воробей выстрелил прямо в небо... Он собирался открыть дверь в свого квартиру, но с удивлением обнаружил, что у него нет ключей. Он прислушался и услышал за дверью какие-то звуки. Отступив, он посмотрел на другие двери на площадке, снова вернулся к своей двери. Наконец, догадался позвонить. Ему открыла Катя. Она была в домашнем халате, раскрасневшаяся, с мокрыми руками. Иван с изумлением смотрел на нее. Катя расцеловала его и потащила в комнату — Вот, — сказала она и отошла, с радостной улыбкой глядя на Ивана. Он огляделся. В комнате было чисто и уютно. Везде стояла распакованная мебель. На окнах висели шторы, на полу лежали ковры. — Я ужин приготовила, — сказала Катя. — Иван, что с тобой? — она перестала улыбаться. Иван постоял, глядя на накрытый к ужину стол. — Ничего. — сказал он спокойно. — Все хорошо. Мне нужно переодеться. Он подошел к новому шифоньеру, открыл его и достал свой смокинг. Катя настороженна следила за ним... Иван переоделся в ванной, причесал, смочив волосы. Поправил галстук. Он вышел, чистый, строгий, коротко стриженый, славно парень с журнальной картинки, где идет светский раут. Катя тоже успела переодеться в строгое черное платье. Она подошла к нему, сама обняла его. — Ты меня любишь, Иван? — спросила она со страхам. — Да! — он улыбнулся. — Да! — поцеловал ее. Она ожила, засмеялась, стала расставлять тарелки на столе. — Давай ужинать! — сказала она весело. — Давай! — согласился Иван. — Я только на одну секунду! — Он пошел к двери. — Куда ты? — удивилась она. — Я сейчас, — улыбнулся Иван. Он медленно спустился по лестнице. Вышел во двор. Встал, прямой, огромный, в смокинге, с каменным лицом. Он огляделся равнодушно. Стемнело, и во дворе никого не было. Он пошел не спеша, вдруг остановился, прислушиваясь. Повернувшись, пошел через двор, все быстрее и быстрее. Навстречу ему послышалась треньканье гитары. .. Он побежал. В беседке, склонившись над гитарой, перебирая струны, сидел длинноволосый горбатый парень. Заметив Ивана, он поднял голову, и его лисье лицо растянулось в улыбке. Рядом с ним сидел второй парень. Он развел руками, глядя на Ивана, как на старого знакомого. Около него на лавочке сидела, опустив голову, рыжеволосая девушка. Иван шагнул к ней и, взяв за подбородок, поднял ей голову. Она засмеялась весело, отодвигаясь от Ивана. Взмахнув головой, спутала волосы. Иван узнал ее. — Чего ты к бабе нашей прицепился? — сказал горбатый. — Она у нас одна, не обижай нас! — он засмеялся, быстро перебирая струны. Иван повернулся и пошел прочь от беседки... Он быстро, напролом, шел через кусты, почти бежал. Он выбежал на пустырь к какому-то сараю, споткнувшись, упал на колени. Его лицо было исцарапано в кровь. Он сел на землю и, прислонившись спиной к стене сарая, держась руками за голову, заплакал навзрыд, опустив руки, вдруг рассмеялся сквозь слезы. Ударил себя по коленям, поднял голову глядя на небо, снова засмеялся и заплакал. Он сидел у старой кирпичной стены в смокинге, белой рубашке, галстуке и, потирая окровавленное лицо, качая головой, все плакал и смеялся... Конец Москва, 199 << [1] ... [6] [7] [8] [9] [10] [11]
Главная | Пьесы | Сценарии | Ремесло | Список | Статьи | Контакты
|