Валентин Ежов, Рустам Ибрагимбеков. «Белое солнце пустыни». Киноповесть

В полумраке (ставни повсюду были заперты!) Петруха разглядел на стене текинский ковер с саблями, гитару, несколько фотографий, под потолком клетку с птицей, на окнах занавески, цветы, на одном из подоконников пулемет «максим», в углу иконостас, под ним горка гранат и пулеметных лент. В другом углу стояла широкая кровать с цветастым лоскутным одеялом и горой подушек. Под кроватью — другой «максим».

— Ты в чей дом забрался! Отвечай, — сказал усач.

— Не знаю, — вполне искренно ответил Петруха.

На столе он увидел самовар, труба которого выведена была в окно. Возле откупоренной уже бутылки и цветных пиал лежали в тарелках румяные пироги, картошка в мундире, соленые огурцы, пол-арбуза и персики.

— Ты что, не слыхал про Верещагина?! — удивился усач. — Дожил!.. Было время, в этих краях каждая собака меня знала. Вот так держал! — Усач сжал свой огромный кулак. — А сейчас забыли... Усач подошел к столу и нарезал пирог.

— Садись, — он пододвинул Петрухе пиалу со спиртом, — пей, коли храбрый. Петруха отпил немного, сразу задохнулся и схватился за огурец.

Усач залпом хватил свой стакан.

Саид ехал по пустыне. И хотя он был занят своими мыслями, он сразу заметил трех всадников, выскочивших из-за бархана.

Саид продолжал ехать в том же направлении.

— Стой! — крикнул один из всадников. — Стой! Кому говорят?!

Другой выстрелил.

В ту же секунду, свесившись с седла, Саид дважды выстрелил по бандитам из-под лошади.

Двое бандитов свалились с коней. Третий дал стрекача. Саид развернул коня и поскакал за ним. Конь вынес Саида на вершину бархана. Саид вскинул винтовку и... В тридцати метрах прямо на него двигался отряд Абдуллы. Два пулеметчика держали Саида на прицеле. Саид опустил винтовку.

Отряд насчитывал полсотни всадников и пару десятков груженых тюками верблюдов. В середине, окруженный телохранителями, ехал на белом коне Абдулла.

— Зачем ты убил моих людей, Саид? — спросил он, когда отряд подошел поближе. — Я послал их сказать, чтобы ты не искал Джевдета в Сухом ручье. Его там нет. Абдулла говорил спокойно, легкая усмешка кривила его губы, но глаза смотрели недобро. — Твой отец был другом моего отца, — продолжал Абдулла. — Дорога легче, когда встретится добрый попутчик. Ты будешь моим гостем.

Абдулла подал незаметный знак. Четыре бандита подскакали к Саиду и встали рядом с ним, с двух сторон...

Сухов возился с мотором баркаса. Наконец мотор заработал. Сухов вылез на палубу. Петрухи не было. Сухов вытер руки, спрыгнул с баркаса и пошел к бывшей таможне.

Верещагин сидел с Петрухой в обнимку на полу и пел:

...Ваше благородие,
Госпожа удача,
Для кого ты добрая,
А кому иначе,
Девять граммов в сердце...
Постой, не зови!
Не везет мне в смерти,
Повезет в любви.
Ваше благородие,
Госпожа чужбина,
Жарко обнимала,
Да только не любила...

Сухов подошел к дому. Прислушался к песне. Потом бросил в открытое окно камешек и присел на песок...

...Камешек упал в пиалу со спиртом, которую Верещагин собирался поднести ко рту. Некоторое время он оторопело смотрел на камешек, лежавший на дне пиалы, затем двумя пальцами выловил его и опорожнил пиалу.

— Эй, хозяин, — позвал его снаружи Сухов. — Прикурить есть?

Услышав голос своего командира, Петруха бросился к окну, но Верещагин силой усадил его на место.

— Ты что? — спросил он.

— Это же товарищ Сухов, заплетающимся языком сказал Петруха. Он сильно захмелел.

— Сухов, говоришь? — усмехнулся Верещагин. — Ну ладно, сейчас мы посмотрим, какой это Сухов.

Верещагин, покряхтывая, тяжело поднялся, достал из ящика динамитную шашку, подошел к иконе и поднес к огню лампады фитиль шашки, огонек побежал по шнуру. Он перекрестился и направился к окну...

Сухов продолжал сидеть на песке перед домом.

— На, прикури, — сказал ему появившийся в окне Верещагин. — Прости меня, грешного, — пробормотал он и швырнул шашку Сухову.

Шашка упала рядом с Суховым. Шнур стремительно укорачивался. Сухов протянул руку, взял ее, прикурил и бросил через плечо. Не долетев до земли, шашка взорвалась, взметнув к небу тучу песка.

— Благодарствуйте, — не оглянувшись на взрыв, поблагодарил Сухов и затянулся.

— Ну, заходи, — приветливо сказал Верещагин и кинул ключи.

— Садись, выпьем, — пригласил он гостя к столу, когда Сухов вошел в комнату.

— Можно, — согласился Сухов и посмотрел на фотографии, висевшие на стене. На одной из них Верещагин, молодцевато закрутив усы, сидел в мундире и орденах рядом с молодой женщиной в чепчике, очевидно женой.

— Во дворе павлинов видел? — спросил Сухова Верещагин.

— Видел.

— Вот на них и сменял мундир-то. — Верещагин налил в пиалы спирта. — Петруха!

— Я не пью, — сказал еле державшийся на ногах Петруха.

— Правильно, — одобрил его Верещагин. — Я вот тоже сейчас это допью, — он поставил на стол большую бутыль, до половины наполненную спиртом, — и брошу.

Сухов взял свою пиалу, не торопясь выпил и вытер усы.

— Больно мне твой Петруха по душе! — сказал Верещагин, опорожнив свою пиалу. — Выпьем...

— Погоди, — остановил его Сухов. — Мы к тебе по делу.

— Знаю, — сказал Верещагин. — Все знаю.

— Пулемет дашь?

— Абдуллу ждешь?

— Жду, — сказал Сухов.

Верещагин понимающе покачал головой.

— Вот что, Сухов, — сказал он, помолчав, — была у меня таможня. Были контрабандисты. Сейчас таможни нет. Контрабандистов нет... В общем, у меня с Абдуллой мир. Мне все едино, что белые, что красные, что Абдулла, что ты... — Тут Верещагин вздохнул. — Вот если бы я с тобой пошел, тогда другое дело.

— Ну, в чем же дело? — спокойно спросил Сухов. — Пошли.

— Пошли! — подтвердил пьяный Петруха.

Верещагин встал из-за стола, сжал свой огромный кулак.

— Пошли, ребята! — сказал он. — Тряхну стариной.

— Здравствуйте, — сказал Сухов, глядя мимо Верещагина в сторону двери. Там вдруг появилась женщина, та, что сидела рядом с Верещагиным на фотографии. Она удивленно смотрела на Верещагина, на бутыль со спиртом, на нежданных гостей. Верещагин обернулся. Увидел женщину.

<< [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] >>